Чувство и чувствительность - Страница 103

103

Слуга, увидевший только, что мисс Марианне дурно, сообразил позвать горничную, и та с помощью миссис Дэшвуд увела ее в гостиную. Однако там Марианна почти успокоилась, и миссис Дэшвуд, оставив ее попечениям Маргарет и горничной, поспешила к Элинор, которая, хотя все еще пребывала в сильном волнении, однако, настолько опомнилась и овладела своим голосом, что уже начала расспрашивать Томаса об источнике его сведений. Миссис Дэшвуд немедля занялась этим сама, а Элинор могла просто слушать, не принуждая себя говорить.

— Кто вам сказал, Томас, что мистер Феррарс женился?

— Да я сам, сударыня, видел мистера Феррарса нынче утром в Эксетере и его супружницу, мисс то есть Стил. Их коляска остановилась перед гостиницей «Новый Лондон», а я как раз туда шел: Салли из Бартон-парка просила меня передать весточку ее брату, он там в форейторах служит. Прохожу я, значит, мимо коляски, да и подними голову. Ну, и сразу узнал младшую мисс Стил. Снял я шляпу-то, а она меня узнала, окликнула, справилась о вашем здравии, сударыня, и о барышнях, а о мисс Марианне особливо, и приказала мне передать вам поклоны от нее и от мистера Феррарса с самыми лучшими, значит, пожеланиями и как они сожалеют, что у них нет времени заехать навестить вас, потому что им надо торопиться, путь им еще неблизкий, но только вскорости они назад поедут и уж тогда обязательно сделают вам визит.

— Но сказала она вам, что вышла замуж, Томас?

— Да, сударыня. Улыбнулась и говорит: дескать, с тех пор, как была в здешних краях последний раз, имя она свое, значит, сменила. Она ж всегда была барышня не гордая, и поболтать не прочь, и очень даже обходительная. Так я взял на себя смелость, пожелал ей счастья.

— А мистер Феррарс был с ней в коляске?

— Да, сударыня. Сидел в глубине, откинувшись. Только он на меня и не посмотрел. Да и то, он же всегда был джентльмен не из разговорчивых.

Сердце Элинор без труда объяснило его нежелание беседовать с их слугой; и миссис Дэшвуд, вероятно, пришла к тому же выводу.

— И с ними больше никого не было?

— Нет, сударыня, Они вдвоем ехали.

— А откуда, вы не знаете?

— Да прямехонько из Лондона, так мисс Люси... миссис Феррарс мне, значит, сказала.

— И направлялись дальше на запад?

— Да, сударыня, только ненадолго. Они скоро назад собираются и уж тогда непременно сюда завернут.

Миссис Дэшвуд поглядела на дочь, но Элинор твердо решила, что их можно не ждать. В этом поручении она узнала всю Люси и не сомневалась, что Эдвард никогда к ним не поедет. Она вполголоса заметила матери, что, вероятно, они направлялись в окрестности Плимута к мистеру Прэтту.

Томас, видимо, рассказал все, что знал. Однако глаза Элинор говорили, что ей хотелось бы услышать еще что-нибудь.

— А вы видели, как они уехали?

— Нет, сударыня. Лошадей перепрягать привели, но я-то мешкать не стал, боялся, что и так припоздаю.

— Миссис Феррарс выглядела здоровой?

— Да, сударыня, и сказала, значит, что чувствует себя бесподобно. На мои-то глаза она всегда была очень красивой барышней, ну, и вид у нее был предовольный.

Миссис Дэшвуд не сумела придумать больше ни единого вопроса, и вскоре Томаса, как и скатерть, отправили за ненадобностью на кухню. Марианна уже прислала сказать, что больше не в состоянии проглотить ни кусочка. Миссис Дэшвуд и Элинор потеряли всякое желание есть, а Маргарет могла почесть себя счастливой, что вопреки всем тревогам, которые в последнее время выпали на долю ее старших сестер, и стольким причинам, лишавшим их всякого аппетита, ей лишь в первый раз довелось остаться без обеда.

Когда подали десерт и вино, миссис Дэшвуд с Элинор, сидевшие за столом одни, долго хранили задумчивое молчание. Миссис Дэшвуд опасалась сказать что-нибудь невпопад и не решалась предложить утешения. Теперь она обнаружила, как глубоко заблуждалась, поверив спокойствию Элинор, и справедливо заключила, что та намеренно была весела в своих письмах, чтобы избавить ее от лишних терзаний, когда она так тревожилась за Марианну. Она поняла, что старшая дочь заботливо постаралась внушить ей, будто чувство, которое в свое время она поняла столь верно, было якобы совсем не таким сильным, как ей представлялось, — и каким оно оказалось теперь. Ее мучил страх, не была ли она несправедливой, невнимательной... нет, даже недоброй к своей Элинор; не заставило ли горе Марианны, потому лишь, что было более явным, более бросалось в глаза, сосредоточить всю ее материнскую нежность на ней и понудило забыть, что Элинор, быть может, страдает почти так же, причем, бесспорно, гораздо менее по своей вине и с куда большей стойкостью.

Глава 48

Теперь Элинор постигла разницу между ожиданием тягостного события, каким бы неизбежным ни считал рассудок его свершение, и самим свершением. Теперь она поняла, как вопреки самой себе, пока Эдвард оставался свободен, лелеяла надежду, что какая-нибудь помеха воспрепятствует его браку с Люси, что собственная его решимость, вмешательство друзей, более выгодная партия для его нареченной так или иначе поспособствуют счастью их всех. Но теперь он был женат, и ока упрекала свое сердце за тайные чаяния, которые столь усугубили боль от рокового известия.

Что он женился так скоро, еще до того (полагала она), как принял сан, а следовательно, и до того, как мог получить приход, сначала несколько ее удивило. Но вскоре она поняла, сколь естественно было, что Люси в неусыпных заботах о своем благополучии поспешила связать его с собой неразрывными узами, не считаясь ни с чем, кроме страха перед отсрочкой. И они поженились, поженились в Лондоне, а теперь торопились к ее дяде. Что должен был перечувствовать Эдвард, находясь в четырех милях от Бартона, увидев слугу ее матери, услышав, какой привет посылает им Люси!

103