Чувство и чувствительность - Страница 44

Элинор, краснея за фальшивость будущей жены Эдварда Феррарса, сказала:

— После такого комплимента я побоялась бы высказать свое мнение, даже если бы оно у меня было. Он придает моему влиянию незаслуженную силу. У постороннего человека не должно быть власти разлучить тех, кого связывает нежное чувство.

— Но именно потому, что вы посторонний человек, — с некоторой злостью ответила Люси, подчеркивая каждое слово, — ваше мнение и обретает для меня подобное значение. Если бы по той или иной причине вы были бы небеспристрастны, ваше мнение ничего не стоило бы.

Элинор сочла за благо промолчать, опасаясь, как бы они не толкнули друг друга на излишнюю откровенность и несдержанность, и даже почти решила раз и навсегда прекратить этот разговор. Наступила долгая пауза, длившаяся добрые десять минут, и опять первой заговорила Люси.

— Натурально, вы зимой будете в Лондоне, мисс Дэшвуд? — спросила она с обычной своей бесцеремонностью.

— Разумеется, нет.

— Какая жалость! — вздохнула Люси, но ее глаза радостно заблестели. — Мне доставило бы такое удовольствие увидеться с вами там. Но, полагаю, вы все же туда приедете. Уж конечно, ваш братец и невестка пригласят вас погостить у них в столице.

— Я не смогу принять их приглашения.

— Ах, какая досада! А я-то надеялась встретиться с вами в Лондоне! Мы с Анной поедем туда в конце января к одним нашим родственникам, они нас уже несколько лет приглашают. Но я еду только ради Эдварда. Он будет там в феврале. А так Лондон совсем меня не манит. У меня не то расположение духа.

Вскоре первый роббер завершился, Элинор позвали к карточному столику, на чем задушевная беседа и кончилась, что нисколько не огорчило ни ту, ни другую, так как за все это время не было произнесено ни единого слова, которое могло бы смягчить их взаимную неприязнь. Элинор села за карты в грустном убеждении, что Эдвард не только не питает ни малейшей нежности к своей будущей жене, но и не найдет в браке даже того счастья, которое она могла бы дать ему, если бы ее сердце хранило хотя бы какое-то чувство к нему, — ведь только корысть и эгоизм могли понудить женщину не расторгнуть помолвку с мужчиной, который, как ей, видимо, было прекрасно известно, давно ею тяготился.

После этого вечера Элинор сама к теме их беседы больше не возвращалась, хотя Люси редко упускала случай коснуться ее и, получив письмо от Эдварда, никогда не забывала поделиться своим счастьем с наперсницей. Но Элинор отвечала ей спокойно и осторожно, прекращая разговор, едва позволяла вежливость, так как полагала, что Люси он доставляет ничем не заслуженное удовольствие, а ей самой грозит некоторой опасностью.

Барышни Стил прогостили в Бартон-парке много дольше, чем предполагалось, когда их только пригласили. Они все больше входили там в милость, без них уже не могли обойтись. Сэр Джон и слышать не желал об их отъезде, и вопреки многочисленным давно данным обещаниям, призывавшим их в Эксетер, и настоятельнейшей необходимости немедленно уехать, чтобы сдержать эти обещания, которая наступала в конце каждой недели, они сдавались на уговоры и пробыли в Бартоне почти два месяца, принимая должное участие в приготовлениях к тому празднику, особая святость которого подтверждается сугубой многочисленностью балов и званых обедов.

Глава 25

Хотя миссис Дженнингс имела обыкновение большую часть года проводить у своих дочерей и друзей, отсюда еще не следовало, будто собственного постоянного жилища у нее не было. После кончины мужа, который вел выгодную торговлю не в самой аристократической части столицы, зимой она возвращалась в дом на одной из улиц, примыкающих к Портмен-сквер. И с приближением января ее мысли все чаще обращались к этому дому, куда она в один прекрасный день внезапно, и для них совершенно неожиданно, пригласила поехать с собой старших мисс Дэшвуд. Элинор, не заметив, ни как вспыхнуло и тотчас побледнело лицо сестры, ни радостного блеска в ее глазах, с благодарностью, но решительно отказалась за них обеих в полной уверенности, что Марианна вполне с ней согласна. Сослалась она на то, что они не могут оставить свою мать одну в такое время года. Миссис Дженнингс выслушала ее с удивлением и тут же повторила приглашение.

— Ах Господи! Да ваша матушка прекрасно без вас обойдется, уж поверьте мне, а я от души прошу вас составить мне компанию и ничего даже слушать не хочу! И не бойтесь, что вы меня стесните. Мне никакого беспокойства это не доставит. Отправлю Бетти почтовой каретой, — уж это я, право слово, могу себе позволить! Втроем мы прекрасно уместимся в моем дорожном экипаже. А коли в Лондоне вы не пожелаете всякий раз выезжать со мной, так и отлично, поедете не с одной моей дочкой, так с другой. Я знаю, ваша матушка не будет против. Мне так хорошо удалось сбыть с рук моих девочек, что кому же ей и поручить вас, как не мне! И коли я не выдам замуж хоть одну из вас, так вина будет не моя. Уж я всем молодым людям замолвлю за вас словцо, можете быть уверены!

— Сдается мне, — вмешался сэр Джон, — что мисс Марианна спорить не станет, если ее старшая сестрица даст свое согласие. Ну, разве хорошо лишать ее маленькой радости оттого, что мисс Дэшвуд заупрямилась. А потому я вам, двоим, советую укатить в столицу, когда Бартон вам прискучит, ни слова мисс Дэшвуд не говоря.

— Право же, — сказала миссис Дженнингс, — я буду убийственно рада обществу мисс Марианны, поедет с нами мисс Дэшвуд или нет, да только, по-моему, чем больше, тем веселее, и я думала, им будет приятнее поехать вместе, потому что, чуть я им надоем, они смогут болтать между собой и смеяться у меня за спиной над моими чудачествами. Но если не обеих, так одну из них я заполучить должна! Господи помилуй, да что же, по-вашему, я буду делать дома одна-одинешенька? Ведь до этой зимы при мне всегда была Шарлотта. Ну-ка, мисс Марианна, ударим по рукам, а если мисс Дэшвуд возьмет да передумает, будет еще лучше.